12 мая 1919 в Мариуполе собрался съезд махновских военачальников, который и должен определить отношение махновцев к григорьевскому восстанию. Мнения командиров Махна резко разделились. Большинство из них считали Григорьева контрреволюционером и даже утверждали, что самим восстанием руководит не атаман, а кто-то из ближайшего окружения генерала Деникина. Их вывод был однозначен: нужно забыть разногласия с большевиками и укреплять союз с Красной армией, направленный как против Деникина, так и против Григорьева. Диссонансом, однако, прозвучало на съезде мнение начальника махновского штаба Якова Озерова, который называл григорьевцев «нашими братьями» и предлагал немедленно
присоединиться к их восстанию.
Выступал на собрании военачальников и сам Махно. В своей речи «батько» сильно прошелся по антиселянськой политике большевиков, однако не меньше досталось в ней и самому Григорьеву, которого Нестор Иванович назвал фактическим прихвостнем деникинцев.
Правда, вопрос об отношении махновцев к атаманского восстание Махно тогда оставил открытым, и это становится вполне понятным, если вникнуть в детали того весьма непростого положения, в котором оказался сам «батько» в мае 1919 года. С одной стороны, политика коммунистов на селе толкала его в сторону Григорьева, Зеленого, Ангела и других крестьянских атаманов, чьи отряды уже боролись против большевиков. Однако, с другой стороны, вполне реальная опасность белогвардейско-помещичьей реставрации «двигала» Нестора Ивановича назад, к союзу с коммунистами и Красной армией. Кроме того, в момент работы военного съезда Махно имел еще довольно смутное представление о характере, целях и реальную силу поднятого Григорьевым мятежа. Все эти вопросы он попросил выяснить своего близкого соратника Александра Чубенко, который вскоре с несколькими другими махновцами пересек линию большевистско-григорьевского фронта .
К атаманскому штабу посланцам Махно добраться не удалось, однако о григорьевщине они все же кое-что узнали. По мнению махновского штабиста, Григорьев пошел путем петлюровских атаманов-погромщиков, зверства которых были хорошо известны в Украине.
Сведения о еврейском погроме в Пятихатках стали для «батьки» решающим аргументом. Абсолютным большинством голосов махновский военный совет объявил Григорьеву войну. Вскоре штаб Махно обнародовал воззвание с характерным обличающим названием - «Кто такой Григорьев?», - В которой атамана было охарактеризовано, как погромщика-антисемита, предателя революции и врага народа. Нужно отметить, что Нестор Иванович отнюдь не ограничился тогда словесным осуждением григорьевского восстания. Вскоре командир 3-й Заднепровской бригады «Батько» Махно, двинул против григорьевцев 6-й Заднепровский полк и бронепоезд «Спартак», которые вместе с другими советскими частями разгромили мятежников в районе Екатеринослава. Так, в очередной раз Махно помог большевикам, которые, однако, вскоре отплатили «батьке» черной неблагодарностью .
25 мая 1919 командир 3-й Красноармейской Заднепровской бригады «Батько» Махно был объявлен вне закона. Советские войска начали разоружение махновских частей, а 12 июня чекистам удалось схватить большинство членов штаба Махно, которые впоследствии были расстреляны. Факты свидетельствуют, что чекисты охотились и за самим Махно, однако тогда командир махновцев сумел избежать ареста. Нестор Иванович и его бойцы оказались в крайне опасном положении: спереди на него давили деникинцы, а с тыла - красноармейцы .
Сам «Батько» трезво осознавал, что для успешного противодействия и красным, и белым сил у него явно хватает. Есть свидетельства, что именно тогда пришла в голову командира махновцев идея создания мощной повстанческой армии, основная база которой должна была располагаться на Херсонщине. Но там, по-прежнему действовали григорьевские партизаны, с которыми махновцы были в состоянии войны. Новые реалии, однако, заставили «Батьку» пересмотреть свое отношение к «контрреволюционерам», и вскоре во главе большого отряда он направился в херсонские степи с намерением заключить с ними военный союз против большевиков и белогвардейцев.
По пути туда махновцы атаковали Елисаветград, но были довольно быстро выбиты оттуда красноармейскими превосходящими силами. Однако и этого короткого времени оказалось для Махно достаточно, чтобы почерпнуть дополнительные сведения о Григорьеве и его повстанцах, которые оказались отнюдь не утешительными. Он узнал, что не так давно григорьевцы уничтожили здесь 2 тыс. евреев, часть которых была убежденными анархистами.
Эта ошеломляющая по своему трагизму информация заставила Нестора Ивановича глубже задуматься о своем будущем союзе с атаманом. Самых рядовых григорьевцев, которые, как считал Махно, стали слепым орудием в руках «авантюриста», надо было просто влить в махновские войска и перевоспитать, но вот всю антисемитски настроенную григорьевскую верхушку нужно было уничтожить. Имея именно такой план, который по своей сути представлял собой тайный сговор против атамана Григорьева, и о котором «Батько» не сказал никому ни слова, Нестор Иванович направился в село Верблюжки, а затем, не найдя там Григорьева, - в село Компанеевка, куда вскоре прибыл вместе со своим начальником штаба и сам атаман.
Григорьев, который претерпел ряд жестоких поражений от красных, был отнюдь не прочь увидеть в лице Махно не врага, а долгожданного союзника. Однако что касается ведущих махновских командиров, то антигригорьевськи настроения были среди них еще достаточно сильны, и они в своем большинстве решительно выступили против союза с «погромщиком-контрреволюционером», а некоторые даже предлагал арестовать и расстрелять атамана. Махно был вынужден раскрыть близким соратникам свой тайный план, сказав, что надо присоединить к себе рядовых повстанцев-григорьевцев, а расстрелять самого Григорьева мы всегда успеем.
Подобные факты свидетельствуют, что довольно быстро повстанческое войско оказалось под контролем руководителей махновщины. Оставалось, в общем, немного - «вывести из игры» самого Григорьева.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.